Борислава Борисовна Ефименкова
И. НИКИТИНА, Л. БЕЛОГУРОВА
ЖИЗНЕННЫЙ И ТВОРЧЕСКИЙ ПУТЬ Б. Б. ЕФИМЕНКОВОЙ
Борислава Борисовна Ефименкова (1933–1996) — одна из самых ярких фигур в отечественном этномузыкознании второй половины ХХ века. Ее научные идеи, имеющие непреходящее методологическое значение, как и сама личность ученого, оставили заметный след в восточнославянской фольклористике.
Б. Б. Ефименкова родилась в 1933 году в Ростове-на-Дону. Однако через полтора года семья переехала в Пятигорск, а затем в Ставрополь. О своих детских годах в этом городе Борислава Борисовна вспоминала: «Жили в Ставрополе на ул. Шмидта, она шла перпендикулярно кладбищу. Помню, как мы бегали в церковь при этом кладбище. Там я впервые увидела, что такое служба, крестный ход на Пасху, свечи… Очень красиво было. Дом у нас по сравнению с пятигорским был плохой: без удобств, маленький. Но был довольно большой огород, как впрочем, у всех жителей окрестности. Когда началась война, отца сразу мобилизовали в действующую армию. Мы остались втроем – с мамой и маленьким братишкой. Было очень много учений «Воздушная тревога», но хоть бы одна сирена известила о приближении немецких самолетов…
В августе 1942 года, это было воскресенье — базарный день, — немцы мгновенно с воздуха обстреляли город. Было что-то страшное! Мама ушла в огород, мы с братом были дома, когда раздались взрывы. Я упала на землю и телом чувствовала, как подо мною волнами проходит этот взрыв. Прибежала мама и сразу, чем пришлось, стала рыть землянку. Потом мы ее накрыли одеялом сверху и прятались там. По вырытым сливным канавкам рекой лилось масло – это снаряд попал в хлебозавод. Немцы взяли город в один день.
Страшнее всего во время их пребывания в городе были ночи: наши самолеты активно бомбили немцев. Помню, лежим ночью, а у меня слух тонкий, слышу – «Летит!» — говорю маме, и мы бросаемся в землянку! Ориентиром для нашей авиации служил собор на горе, поэтому позже, когда наши вернулись в город, они в первую очередь уничтожили собор. На немцев мы, дети, бегали смотреть как на зверей, а они смотрели так же на нас. Но в общем, если ты был не еврей и не партизан, они относились вполне нормально.
Я продолжала учиться в школе, во втором классе. Были многие предметы, в том числе и Закон Божий. Запомнилось, что однажды на уроке в дверях стоял немец с автоматом, а мы все должны были заклеивать в учебниках фотографии наших руководителей партии. Это для нас было уже привычным занятием, так как в 1937–1940 годах нам уже приходилось проделывать то же самое с портретами Блюхера и др. К нам подселили как-то семью евреев – это было очень опасно. А когда пришли немцы, их вскоре увезли и больше мы о них ничего не слышали. Позже мы узнали о массовом расстреле евреев. В Ставрополе тогда было немного евреев, больше южан.
Отец за время войны лежал в госпиталях под Одессой и Сталинградом. Прошел всю войну с 1942 по 1946 годы. Со взятием Сталинграда нашими войсками немцы почти сразу ушли из Ставрополя (кстати, это имя городу вернули именно немцы). Этот день – день их отступления с боями, как и день их прихода в город были незабываемыми…
После войны мы получили письмо от отца (или предписание) выехать в место пребывания действующей армии в Румынию. Там мы жили полгода, я училась в школе. Преподавателями в ней были наши офицеры, все молодые, красивые, мы учились с большим удовольствием! А потом отцу предложили выбрать город для дальнейшего проживания. Он мог выбрать тогда что угодно! Но выбрал свой родной город Ростов. В Ростове мы жили недалеко от ул. Маркса-Энгельса, где университет…
Десятый класс я заканчивала там. А это были страшные годы – 1951-й, 1952-й! Шли вовсю процессы по генетике. Помню, как влетела в класс наша учительница по биологии и сказала: «Ребята, забудьте все, о чем мы с вами говорили! Пишите, что вы должны знать!» Была уже предэкзаменационная пора, и она была вынуждена подкладывать нам билеты на экзамене, ответы на которые мы уже знали»1.
Школу Борислава Борисовна закончила с Золотой медалью. Учителя прочили большое будущее – математика (неординарное, нестандартное мышление), филолога (глубокое, неординарное осмысление текстов, яркий выразительный литературный язык) и т.д. Однако выпускники филологического или физико-математического факультетов провинциального университета в то время чаще всего становились преподавателями школ. Эта перспектива не устраивала Б. Б. Ефименкову, поэтому она принимает нестандартное решение – поступает на геохимический факультет Ростовского государственного университета. Особенно в профессии геолога ее привлекала перспектива разработки нового научного направления, но сказалось и романтическое восприятие жизни: заветная детская мечта – быть путешественником, первооткрывателем. Разочарование, неудовлетворенность «сухой» формой преподнесения знаний наступили довольно скоро, и уже через год Борислава Борисовна поступает в музыкальное училище по классу фортепиано, а еще год спустя бросает университет окончательно. Таким образом ее путь к гуманитарным наукам был непростым. Во многом это обусловлено неординарной натурой Бориславы Борисовны, в которой романтическое мироощущение сочеталось с редкой ясностью мышления и аналитическим складом ума.
В 1957 году после окончания Ростовского музыкального училища она поступает на историко-теоретико-композиторский факультет Государственного музыкально-педагогического института им. Гнесиных, где царил характерный для тех лет рутинный академизм. Однако и академическое музыковедение не вызывало интереса, казалось скучной, рутинной, искусственной, мертвой наукой. Борислава Борисовна намеревалась уйти и из Гнесинки, но собственные метания смущали. Преодолев их, она получила высшее образование, закончив в 1961 году институт с дипломной работой «Детские и юношеские образы в творчестве Прокофьева», написанной под руководством профессора М. С. Пекелиса.
Во время учебы в Гнесинке народное творчество прошло мимо, почти незаметно: «В 1957 году я поступила в Москву в ГМПИ им. Гнесиных. Народное творчество, помню, читала нам Т. В. Попова. Такая тоска была! Вообще в эти годы в институте было очень скучно, это уже позже пришло молодое поколение»2. Но свою роль сыграла первая экспедиция в Смоленскую область с целью записи крестьянских песен на родине А. С. Даргомыжского по заданию М. С. Пекелиса: «На IV курсе я писала курсовую работу по творчеству А. С. Даргомыжского. Пекелис (а он тогда писал свою монографию о Даргомыжском) отправил меня и мою подругу Лизу в экспедицию на родину композитора. Пекелис нашел тогда какой-то рукописный сборник песен, и мы должны были собирать именно эти песни. Нам посчастливилось: встретился один человек, который сам смог назвать по имени Даргомыжского. “Кто был ваш барин?” – спрашиваем мы его, а он отвечает: “Александр Сергеевич Даргомыжский”. Я написала работу об этом, и позже мы с Лизой выступали с этим сообщением во ВНИИ3. Спустя много лет Е. В. Гиппиус, давая мне рекомендацию для вступления в Союз композиторов, напишет, что впервые он увидел и отметил меня именно на этом сообщении во ВНИИ». Но тогда этот случайный фольклорный эпизод ничего не предвещал.
После окончания Гнесинского института, несмотря на настойчивые приглашения в аспирантуру, Б. Б. Ефименкова уехала преподавать в Ростовское музыкальное училище: «По окончании института мне предложили ехать по распределению в Благовещенск, чего мне очень не хотелось. Был шанс: если поступаешь в аспирантуру – по распределению не едешь. Но я тогда не захотела продолжать учебу. Отработала три года в Ростовском музучилище. Тогда там зарождался музыкально-педагогический институт4, но работать в нем я не хотела. К тому времени опять последовало приглашение в институт в аспирантуру». И лишь четыре года спустя (в 32 года!) благодаря долгим уговорам М. С. Пекелиса она поступила в аспирантуру. Определение темы диссертации вызвало серьезный разговор с профессором. Борислава Борисовна сказала, что источниковедческим музыковедением, к которому склонял ее Пекелис, заниматься не будет: «Уж если я буду чем-то заниматься, то чем-то новым и с пользой для науки». «Может быть, фольклором?» – предложил Пекелис. После раздумий выбрали плачи, но профессор по-прежнему считал, что изучать надо претворение народных плачей в русской классике и предложил тему в русле традиционного исторического музыкознания — «Плачи в произведениях русских композиторов». Однако Борислава Борисовна отказалась.
Встал вопрос: где взять настоящие народные плачи? Где их записывать? Ответа не знали. По публикациям было известно, что плачи фиксировались на Русском Севере. По рекомендации Пекелиса последовали письма петербургским фольклористам Ф. А. Рубцову, И. И. Земцовскому, Н. Л. Котиковой с просьбой помочь с материалами. Но в то время фольклористы не стремились делиться своими архивными записями. Б. Б. Ефименкова вспоминала: «Первый год аспирантуры пролетел даром. Я ездила в экспедицию в Сибирь, записывала там что-то, но, как сейчас понимаю, пели нам там лирику и семейные песни позднего происхождения. Случайно у одной из студенток М. С. Пекелиса из Вологды узнала, что в этом районе плачей очень много, и сразу же поехала туда. В. И. Харьков, тогдашний руководитель Лаборатории народной музыки, в душе не ратовал за эту тему. А когда я ему сказала, что записывала севернорусские “стишки о смерти”, он просто закричал: “Да вы позорите русский народ!”».
Так, экспедициями на Вологодчину с целью записи причитаний в 1967 году началась долгая профессиональная жизнь фольклориста Б. Б. Ефименковой.
Все изменилось в 1965 году, когда Б. Б. Ефименкова познакомилась с Евгением Владимировичем Гиппиусом, приглашенным в качестве ее консультанта: «Е. В. Гиппиус в то время работал то в консерватории, то во ВНИИ. Впервые о нем я услышала от Пекелиса. Он предостерегал меня от знакомства с ним (“Страшный человек!”). И все же вскоре, когда мы с Михаилом Самойловичем не знали, что делать с материалом, пришлось попросить Гиппиуса быть официальным консультантом. Он сразу сказал, что плачи народные и “претворенные” — совершенно разные области исследования, и что он будет с нами заниматься только, если мы выберем аутентичные плачи». Этого замечательного русского ученого отличала глубокая научная эрудиция, редкая осведомленность в области европейской этнологии, музыковедения и языкознания. В послевоенные годы, когда деятельность Гиппиуса приобрела в большой мере методологическую ориентацию, ему удалось объединить вокруг себя многочисленных исследователей молодого поколения и организовать их научную работу. Он был тем ученым, который открыл для этномузыкознания новые пути развития, возглавив структурно-типологическое направление в отечественной музыкальной фольклористике. Методологическая направленность, углубленность аналитической проблематики, понимание музыкального фольклора как составной части традиционной народной культуры, отличающие работы Е. В. Гиппиуса, его учеников и последователей, — все это позволило музыкальной фольклористике стать строго научной дисциплиной.
Сейчас можно смело утверждать, что Б. Б. Ефименкова была одной из самых талантливых учениц Гиппиуса, не только чутко воспринимавшей идеи своего учителя, но и активно, творчески их разрабатывавшей. Иначе говоря, Е. В. Гиппиус выдвигал научные гипотезы, определяя общую стратегию исследований, тогда как поиск конкретных путей решения проблем всегда осуществлялся Ефименковой самостоятельно. Важную роль сыграло то обстоятельство, что методология структурно-типологического подхода отвечала творческой индивидуальности Бориславы Борисовны. Глубина постижения материала, точность, скрупулезность в работе с ним, умение увидеть за конкретным явлением закономерности общего порядка, имеющие отношение либо к теории, либо к методологии фольклора, — неотъемлемые качества Ефименковой-ученого на протяжении всей ее научной деятельности.
Профессиональная жизнь Б. Б. Ефименковой в фольклористике открылась серией экспедиций в Вологодскую область (1965–1976)5 с целью изучения плачевой культуры этих мест. Вологодчина так навсегда и осталась самой прочной привязанностью исследовательницы. Наверное, большинству людей, знавших Бориславу Борисовну, трудной представить ее в полевой работе — человека крайне сдержанного, не склонного к быстрому и легкому общению. Тем не менее, со многими народными исполнителями у нее устанавливались многолетние связи, глубокий душевный контакт, поддерживалась долгая переписка. Фольклористы, побывавшие на Вологодской земле позднее, рассказывали, что имя Бориславы Борисовны служило им ключом, открывавшим двери любого дома, столь велико было уважение к ней. Это чувство было взаимным: для Бориславы Борисовны, чрезвычайно требовательной к людям, вологодские крестьяне являлись носителями высочайшей духовной культуры.
Результатом успешной экспедиционной работы стало изменение темы диссертации, обращение исключительно к фольклорному материалу. Его исследование с позиций структурной типологии открыло Б. Б. Ефименковой перспективность музыкальной фольклористики как науки, показало возможность строгих теоретических построений, подлинно аналитического осмысления музыкального фольклора. Кандидатская диссертация была успешно защищена 13 сентября 1973 г. В специализированном совете ВНИИ искусствознания.
По окончании аспирантуры в 1968 году Б. Б. Ефименкова стала работать в ГМПИ им. Гнесиных сначала в качестве стажера-исследователя, с 1969 года – преподавателя кафедры истории музыки, где Борислава Борисовна проработала до самой своей кончины уже в должности профессора6.
Борислава Борисовна Ефименкова считала началом своей работы в области структурной типологии подготовку сборника «Севернорусская причеть» (М., 1980), в основу которого легли материалы диссертационного исследования. Без преувеличения можно сказать, что монография ознаменовала появление нового жанра музыкально-фольклористического издания, в котором публикации музыкально-поэтических текстов предшествует фундаментальное научное их исследование. Беспрецедентно, прежде всего, обращение к исследованию одного жанра, тем более к причитаниям, не стоявшим в центре внимания науки. Пристальное изучение причети в рамках одной региональной традиции позволило автору выявить и аналитически обосновать сложно организованную систему ее локальных форм. Б. Б. Ефименкова разработала здесь методику структурного анализа музыкально-поэтических текстов, показала продуктивность раздельного моделирования компонентов песенной системы. Данная работа представила читателю многоаспектное исследование феномена народной культуры, что обозначило перспективы последующего развития этномузыкознания. Так, впервые были составлены карты распространения севернорусских причетных типов — ритмических и звуковысотных, наглядно продемонстрировавшие их автономность; плачевые напевы, систематизированные в соответствии с их структурной типологией, сопровождались подробным анализом их этнографического контекста. Во всех отношениях новаторская, «Севернорусская причеть» на многие годы стала эталонным исследованием для ученых структурно-типологического направления.
Работа Ефименковой над вологодской причетной традицией не исчерпывается этим объемным и серьезным трудом. Позднее появился ряд статей, посвященных отдельным аналитическим вопросам, не затронутым в монографии.
«Севернорусская причеть» определила две главные линии исследовательской деятельности Б. Б. Ефименковой: восточнославянская свадьба и ритмика русских народных песен. Как человек удивительно цельный Борислава Борисовна сохраняла верность раз избранным темам, интерес к которым не ослабевал благодаря все большему углублению их проблематики.
Музыка восточнославянской свадьбы — одна из любимых тем научного творчества Б. Б. Ефименковой. С ней связано большинство работ, вышедших из-под пера ученого: «Драматургия свадебной игры междуречья Сухоны и Юга и верховьев Кокшеньги (Вологодская область)», «Свадебная песня в среднем течении реки Юг», «К типологии свадебных ритуалов восточных славян», «Свадебные песни и причитания как один из кодов ритуала», «Оппозиция девушки/невеста в музыкальном коде свадебного ритуала» и др.
Первые работы, написанные на основе собственных полевых записей из севернорусских территорий, отличаются скрупулезным структурным анализом музыкального материала и вместе с тем — большим вниманием к обрядовой стороне свадебного ритуала. Результатом накопления опыта исследований локальных свадебных традиций стало стремление Б. Б. Ефименковой обобщить наблюдения на новом, более высоком уровне, с чем связан поворот к проблеме типологии восточнославянских свадебных ритуалов. Итогом многолетней работы стала небольшая по объему, но фундаментальная по масштабности постановки проблемы книга «Восточнославянская свадьба и ее музыкальное наполнение», написанная в начале 1990-х годов. Ее главная тема — «музыка в контексте ритуала», сколь привычная для сегодняшней музыкальной фольклористики, столь новаторская всего два десятилетия назад.
Характеризуя эту работу, прежде всего, следует отметить ее методологическую новизну. Б. Б. Ефименкова первая в этномузыкознании включила музыкально-обрядовый фольклор в систему семиотических средств ритуала. Тем самым методы семиотического анализа, успешно разрабатывавшиеся в отечественной этнологии, культурологии и этнолингвистике в 1970–1980-х годах, были введены в этномузыкологический арсенал. Увлекательнейшая книга о музыке восточнославянской свадьбы, рассмотренной под непривычным углом зрения, — это образцовое комплексное исследование. Его автор продемонстрировала не только блестящее владение новой методологией, но и ее чрезвычайную перспективность в работе с музыкально-этнографическим материалом.
В книге нашли отражения те направления и задачи, которые встают перед исследователем при рассмотрении свадебного музыкального фольклора в обрядовом контексте. Музыкально-поэтические тексты интерпретируются здесь как один из ритуальных языков, анализируется его структура, семантика и соотношение с другими ритуальными кодами.
Центральная проблема работы — типология восточнославянского свадебного ритуала, решить которую без учета музыкально-обрядового пласта, по мнению Б. Б. Ефименковой, не представляется возможным. В том, что музыка свадьбы не просто представляет разнообразные стилевые качества локальных свадебных традиций, но отражает глубинные, сущностные особенности ритуала, и состоит ключевая мысль исследования.
Предложенный автором структурно-типологический взгляд на восточнославянскую свадьбу и ее «музыкальное наполнение» — единственная в отечественной музыкальной фольклористике целостная концепция, результатом которой явилось моделирование основных типов и видов ритуала. Ставящая целью систематизировать многообразие местных версий свадебной обрядности на восточнославянской этнической территории, она не исчерпывает заявленную тему. Не случайно Б. Б. Ефименкова, представляя исследование именно как «введение в проблематику», со свойственной ей профессиональной ответственностью указывала на предварительный характер своих выводов.
Несмотря на то, что рукопись книги была опубликована лишь в 2008 году, ее идеи хорошо известны многим российским этномузыкологам. Подхваченные в первую очередь гнесинскими коллегами Бориславы Борисовны, ее учениками и последователями, эти идеи развиваются, уточняются и корректируются в работе с самым разнообразным конкретным материалом.
Другая магистральная линия научных исследований Б. Б. Ефименковой — структурный анализ различных компонентов музыкально-фольклорных текстов.
Проблемы анализа ритмического строя народных песен так или иначе всегда находились в поле зрения ученого. Затронуты они и в перечисленных выше работах. Постепенно результаты исследования народной музыкальной ритмики стали обобщаться в специальных статьях «Русские причитания стабильной структуры с цезурированными напевами», «Ритмика русской традиционной песни в свете структурно-типологических исследований», учебном пособии «Ритмика русских традиционных песен».
Этой теме посвящена докторская диссертация Бориславы Борисовны, которую она завершила, но не успела защитить, и которая была опубликована в 2001 году, когда автора уже не было в живых. Книга «Ритм в произведениях русского вокального фольклора» — первое в мировой этномузыкологии типологическое исследование традиционной ритмической системы — пожалуй, самое значительное, что сделала Б. Б. Ефименкова в науке.
Этот фундаментальный труд, с одной стороны, подытоживает длительную традицию изучения народного музыкального ритма, начавшуюся в XIX веке работами П. Сокальского, С. Людкевича, Ф. Колессы, К. Квитки, с другой — вписывается в почти двухвековую историю исследования русского народного стиха отечественными филологами, представленную трудами А. Востокова, П. Голохвастова, А. Потебни, М. Штокмара и др. В нем излагается законченная теоретическая концепция. В ее основе — взгляд на народную песню как на систему, компоненты которой (поэзия, музыка, хореография) обладают структурной автономией, но в то же время тесно связаны друг с другом и существуют в определенных отношениях, без учета которых невозможно понять ритмический склад песенной речи.
Основной аналитический метод исследования — моделирование инвариантных структур, которые соответствуют глубинному, языковому (в лингвистической терминологии) срезу народного мышления. Благодаря этому Б. Б. Ефименковой удалось систематизировать огромное количество конкретных музыкальных фактов, охватив все жанры русского вокального фольклора (от архаичных обрядовых до форм позднего формирования) во всех их региональных проявлениях.
Результатом исследования явилась многоуровневая типологическая систематика ритмических форм вокальных текстов русского музыкального фольклора, основными таксонами которой выступают их классы и типы. Автором последовательно рассмотрены специфические особенности народной ритмической системы и обусловленная ими методология и методика ее изучения, а также претворение этих особенностей в разных классах ритмических форм. В поле зрения ученого оказываются и наиболее сложные и малоизученные явления народной музыкальной культуры, такие как жанрово-характерные ритмические формы русских протяжных песен, возникшие под воздействием мелодики, и музыкально-поэтические тексты с нестабильными параметрами ритмической организации.
Выводы исследования обладают неоспоримой научной достоверностью, которая обеспечивается опорой автора на огромный документальный материал, охватывающий не только все существующие публикации напевов, но прежде всего — колоссальное число архивных звукозаписей. Ясность исследовательской мысли, строгость проводимых аналитических операций, логичность и последовательность доказательств и обобщений — все эти качества сообщают работе особую убеждающую и объясняющую силу.
Монографию Ефименковой можно причислить к тем трудам, которые являются носителями безусловных, фундаментальных научных знаний. В ней вводятся базовые категории и формулируются ключевые понятия, составляющие основу современной теории музыкального фольклора.
К числу основополагающих теоретических разработок следует отнести две работы Б. Б. Ефименковой, написанные в соавторстве с М. А. Енговатовой, которые посвящены проблемам звуковысотного строения народных мелодий, — «К вопросу типологии русского песенного многоголосия» и «Звуковысотная организация русских народных песен в свете структурно-типологических исследований». В первой из них авторами изложена систематика многоголосных форм русской песни, во многом опирающаяся на принципы типологии народной полифонии, сформулированные Е. В. Гиппиусом.
Статья «Звуковысотная организация русских народных песен в свете структурно-типологических исследований» явилась значительной вехой в осмыслении ладово-мелодического строя музыкально-фольклорных текстов. В ней впервые на конкретном материале были предложены методы моделирования звуковысотных структур и принципы их анализа. Принципиально новым стало структурно-функциональное понимание лада, среди наиболее важных итогов — введение таких теоретических понятий, как мелодическая композиция, мелодический тип и др. Эти идеи оказались очень продуктивными и были подхвачены многими отечественными учеными, работающими с разнообразным конкретным материалом.
Облик Бориславы Борисовны Ефименковой — ученого-фольклориста — будет неполным без упоминания о ее педагогической работе. В течение многих лет Б. Б. Ефименкова вела курс народного музыкального творчества на историко-теоретическом факультете ГМПИ им. Гнесиных. Ею был разработан уникальный курс, не имеющий аналогов в отечественной музыкальной педагогике. Это яркий авторский курс, несущий на себе печать личности Ефименковой-ученого: его отличает системность, ясное и четкое построение, насыщенность теоретической проблематикой, обращенность к последним достижениям современной науки. Вернее было бы назвать его курсом исследовательским, в чем заключалась и сложность, и необычайная притягательность для слушателей. Знакомясь с трудами Ф. де Соссюра и К. Леви-Стросса, В. Я. Проппа и Р. О. Якобсона, Г. Юнга и В. Тернера, ученых московско-тартусской семиотической школы и этнолингвистов группы Н. И. Толстого, студенты получали не только фундаментальные теоретические знания, но и широкое общегуманитарное образование университетского уровня. Этот курс оказал огромное влияние на современную музыкально-фольклористическую педагогику, о чем свидетельствует вышедшая в последние годы учебная литература.
Высочайший уровень научного и педагогического мастерства, бескомпромиссность и научная требовательность позволили Б. Б. Ефименковой стать по существу главой целой научной школы, которую обычно называют «гнесинской школой фольклористов». Среди учеников профессора Ефименковой — успешно работающие в этномузыкологии и медиевистике исследователи: Н. Г. Денисов, Т. В. Дигун, Е. А. Дорохова, С. А. Жиганова, Т. В. Кирюшина, Т. В. Краснопольская, И. Г. Лебедева, И. А. Никитина, Е. Б. Резниченко, Т. С. Рудиченко, Ф. Ф. Хараева, В. В. Чайкина, Е. М. Шишкина, Г. Юссуфи и др.
Сегодня уже невозможно представить российское этномузыкознание без научных работ Б. Б. Ефименковой, ставших классическими образцами структурно-типологических исследований в музыкальной фольклористике.
1 Из беседы с Б. Б. Ефименковой 20 февраля 1996 года.
2 Из беседы с Б. Б. Ефименковой 20 февраля 1996 года.
3 Всесоюзный научно-исследовательский институт искусствознания.
4 Ныне Ростовская государственная консерватория им. С. В. Рахманинова.
5 В дальнейшем полевым обследованием традиционной музыкальной культуры Вологодской области под руководством Б. Б. Ефименковой занимались гнесинские студенты-музыковеды.
6 В 1975 году ей было присвоено ученое звание доцента, а в 1990-м – ученое звание профессора.